— Не только для меня. Нам пришлось совершать длинные переоды. Сначала через Европу, так как мой полк, входящий в императорскую гвардию, располагался в Париже. В России мы обнаружили совсем другую природу. Вначале, когда мы переправлялись через Неман, на нас обрушились ливневые дожди. Затем мы долго шли по равнине, которая ничем не напоминала наши родные провинции. В сражениях я не участвовал — ни во взятии Смоленска, ни в московской битве. Император не хотел бросать в эти битвы свою гвардию, сохраняя ее в резерве.
— Значит, вы из тех солдат, что не сражались! Что касается Смоленска, то я очень рада, штурм этого города был отвратительным. Но зачем вы отправились поджигать Москву, как нам рассказали пробегавшие здесь раньше вас дезертиры?
— Это ложь, мадам, каждое слово — выдумка, пропаганда петербургского двора! Я в числе первых вошел в Москву, вслед за Наполеоном. И там уже пылали пожары, устроенные русскими поджигателями, обычными бандитами, освобожденными из тюрем по приказу губернатора Ростопчина. Он объявил, что предпочтет увидеть Москву в углях, чем в руках французов!
— Это ваша версия, генерал! Возможно, вы удивляетесь, почему я задаю вам такие вопросы. Я жила здесь в кругу военных. Мой свекор, генерал, воевал всю жизнь. Он сражался с турками и татарами на юге России, под командованием князя Потемкина. Служил адъютантом у генерала Суворова, которого считал величайшим из русских стратегов, руководствовавшимся девизом «Только вперед». Он рассказывал нам, как Суворов воодушевлял свои войска. Сам был тщедушным, но каждый день утром на снегу, почти раздетым, выполнял свои упражнения и кульбиты. Он, с его бычьим упрямством, никогда бы не позволил русской армии бежать до самой Москвы. И мой муж тоже был военным. Он поступил на службу, едва закончив школу в Царском Селе, в кавалергарды. Совсем юным участвовал в сражении под Аустерлицем, где имел возможность любоваться силой духа и выправкой Наполеона: он видел, как император перемещался на лошади по полю битвы. Мы познакомились в Петербурге, где мой отец работал в министерстве иностранных дел. А поженились мы здесь, в Смоленске, перед чудотворной иконой в той церкви, куда вы приходили на службу в воскресенье. Наша дочь Ольга родилась два года спустя, и моего мужа назначили в штаб генерала Беннигсена. Его убили пять лет назад, в битве при Фридланде. Французская армия шла к Кёнигсбергу при поддержке своей мощной артиллерии. Беннигсен послал моего мужа к генералу, командовавшему правым крылом русской армии, чтобы приказать ему удерживать позиции любой ценой. И едва мой муж добрался до этого генерала, как был убит ядром, вместе с лошадью. Так мне рассказали его товарищи.
Графиня прервала свой рассказ, в глазах у нее стояли слезы, голос задрожал. Глубоко вздохнув, она продолжила:
— Видите, генерал, ваша армия виновна в смерти моего мужа! Той армией командовал маршал Ней, как я впоследствии узнала. И только утром в день отъезда военного, который квартировал во втором доме незадолго до вас, я обнаружила, что это был тот самый маршал Ней. Он спал, как и вы давеча, в комнате моего мужа! Если бы мне об этом сообщили раньше, я бы выставила его на улицу!
— Вам едва ли удалось бы это сделать, мадам. Мы все-таки на войне.
— Вы, может быть, и на войне. А я еще у себя дома, пока он не разрушен, — пронзительным голосом возразила графиня.
Затем она прислонилась к спинке стула, схватила двумя руками платок, поднесла к лицу и долго сидела, прижав его к глазам.
— Напрасно я так говорила с вами. Вы же мой гость, — промолвила она, положив руки по обе стороны от тарелки.
Мария стояла в дверном проеме, озабоченная, не смея вмешаться в разговор, в котором не понимала ни слова. Она тут же вошла в комнату, неся перед грудью блюдо, где лежал омлет с грибами.
— Это не свежие грибы, а сушеные, — извинилась графиня. — Теперь их невозможно собирать. Хотя соседние леса полны грибов. Как раз перед вторжением я водила Ольгу в лес, учила их распознавать.
В течение всего разговора Франсуа Бейль наблюдал за лицом графини, которое до этого видел только издали. Безусловно, она была изумительно красивой женщиной, того типа славянской красоты, которую называют «лучезарной». Немного овальное лицо, золотые волосы, стянутые в пучок, открывают высокий лоб без единой морщины. Пристальный взгляд сине-зеленых глаз, своим оттенком напоминающих цвет воды в Балтийском море, чуть выступающие скулы. Рот изящный, но не тонкий, решил Франсуа, мысленно старательно подбиравший слова для наилучшего описания. Губы положительно достойны восхищения, особенно верхняя, приподнимающаяся в уголках рта.
Он заметил удивительную деталь: на левой щеке хорошо заметна ямочка, а второй справа нет. Эта деталь, вкупе с блеском глаз, придавала лицу графини выражение веселой беззаботности.
Графиня, чувствуя, что за ней наблюдают, разрезала омлет и продолжила беседу:
— Мы уже много говорили о военных делах, но я хотела поделитья с вами еще одним-двумя наблюдениями. Вы все там, в Западной Европе, включая самого императора Наполеона, привыкли недооценивать силу нашей армии. Вы забываете, что эта армия есть условие Нашего выживания. Мы почти два века непрерывно воюем на всех наших границах: на западе против шведов и поляков, на юге — против турок и крымского хана, и это не считая безумцев на Кавказе; на востоке — против татар и монголов. Для нашего существования жизненно необходимо улучшать армию. Именно поэтому мы создали военные школы, и мой муж говорил мне, что нам удалось организовать лучшую артиллерию во всем мире, и, несомненно, более эффективную, чем ваша. И еще одно. Вы не понимаете, как неграмотные крепостные могут быть такими хорошими солдатами. Это и правда загадка. Эти крепостные посланы хозяевами нести воинскую службу, которая длится самое малое 15 лет. Большинство из них никогда больше не увидят семьи. Дисциплина в русской армии суровая, гораздо более жестокая, чем у вас, как мне рассказывали. И все-таки они бьются, как львы, и готовы скорее пожертвовать собой на поле боя, чем отступить. Думаю, любой из них в своей примитивной душе видит себя исполняющим важную миссию: защищать до самой смерти землю Святой Руси. У них, если так можно сказать, сознание осажденных мистиков.