Дождавшись, когда последний польский кавалерист скроется за углом, Бейль замер на несколько минут, оглянувшись назад и опершись левой рукой на круп лошади. На всем пространстве между кремлевской стеной и зеленой водой Москвы-реки, насколько хватало глаз, не было видно ни одной живой души. В отдалении, в северной части города, столбы черного дыма поднимались над пожарищами, полыхавшими там, где ранее стояли французские войска. Была половина десятого утра 28 сентября. Спустя двенадцать дней после того, как Великая армия вошла в Москву, в городе не осталось ни одного ее солдата.
Путь от Москвы до Смоленска проделали практически без происшествий. Исполняя приказ императора, генерал Бейль медленно продвигался вперед со своей дивизией, которая проходила от тридцати до сорока километров в день. Дорога была сухой. Колею, размытую дождями месяц назад, выровняла Великая армия, пушки и повозки гражданских лиц легко катились по ней.
Русские солдаты почти не показывались. Два или три раза, при свете дня и в вечернее время, на горизонте черными точками появлялись фигуры казаков. По обе стороны от колонны шли по одному эскадрону французской и польской кавалерии. От них отделялся кавалерийский взвод, устремлявшийся галопом вслед за казаками. Если бы ему удалось их нагнать, казаков зарубили бы саблями. Те оборонялись плохо, так как их обременяли тяжелое снаряжение и ружья, перекинутые через плечо и стеснявшие движения. Польские уланы превосходно выполнили свою задачу и понесли незначительные потери. Один-единственный раз русский полк попытался сблизиться с дивизией Бейля. В подзорную трубу генерал видел, как русские наступают плотными рядами. Генерал воспользовался наличием березовой рощи и разместил позади нее в засаде две артиллерийские батареи. Артиллерия подпустила пехотинцев поближе, и, когда открыла по ним огонь, ядра проделали кровавые коридоры в их рядах. Один вольтижер сумел попасть из ружья в полковника, который упал с лошади. Русских солдат охватила паника. Не сумев обнаружить противника, они обратились в беспорядочное бегство.
— Пусть бегут, — приказал генерал Бейль, не желавший, чтобы его кавалеристы тратили силы на преследование неприятеля, — они расскажут своим военачальникам, что повстречались с Великой армией!
Бейль никак не мог понять стратегию русского командования, которое на тот момент словно не решалось преследовать армию Наполеона и не предпринимало попыток ее уничтожения. Чем вызваны эти колебания? Может, русская армия — или ее остатки — слишком далеко к востоку от Москвы, чтобы незамедлительно начать преследование? Может, русские генералы ломают головы над тем, какую цель преследует маневр армейских корпусов Мюрата и Даву, которые как будто намеревались двинуться по Тверской дороге на Петербург? Или причиной всему разногласия между практически отстраненным от дел Барклаем-де-Толли, непредсказуемым Кутузовым и горячим Беннигсеном?
Как бы то ни было, маневр Наполеона явно удался. Великая армия, во всяком случае то, что от нее осталось после московской битвы, беспрепятственно пересекала Русскую равнину. Она находилась не более чем в пяти днях пути от Смоленска, где собиралась остановиться на отдых. Погода стояла хорошая, было свежо, в отличие от летнего периода, когда по пути в Москву Великая армия до конца августа изнывала от невыносимой жары в сочетании с засухой, не позволявшей в достаточном количестве обеспечить водой десятки тысяч армейских лошадей. Военные инженеры Великой армии расчистили ей путь от значительной части железного лома, отходов и стволов поваленных деревьев, брошенных на дороге неприятелем, чтобы замедлить ее продвижение. Каждое утро на рассвете генерал Бейль всматривался в небо на северо-востоке, откуда дул ветер, желая удостовериться, не принесет ли он с собой дождь, опасный прежде всего тем, что его людям пришлось бы пробираться по жидкой грязи. Однако небо оставалось ясным.
На развилке Смоленской дороги, где она разделялась на Старую Смоленскую, поворачивающую на юг, и Новую Смоленскую, забиравшую к северу, Бейль сознательно выбрал последнюю, что давало ему возможность пройти мимо места московской битвы. Он не мог увидеть его издалека, пока находился за складкой местности, на которой тогда стояла императорская гвардия.
Через два дня он прибыл в деревню Бородино. Было четыре часа пополудни. Заметив на обочине дороги длинное приземистое строение, от которого открывался вид на всю местность, он соскочил на землю, отдал поводья своей Вольты конюху Бонжану и сел на каменную скамью у фасада. Судя по земле, изрытой следами сапог и лошадиных подков, в этой избе, должно быть, во время битвы размещалась ставка русского командования. Бейль взялся за подзорную трубу, которую носил за спиной. Он раздвинул ее и, уперев локти в колени, чтобы не дрожали руки, принялся жадно разглядывать местность.
Слева, в двух-трех километрах, он узнал небольшой пригорок, с которого император наблюдал за битвой (да, скорее наблюдал, чем Руководил, подумал про себя Бейль). За ним, отделенная теневой попсой, простиралась ложбина, в которой стояла в резерве гвардия. Бейль находился там, где ранее были русские генералы, и, поставив себя на их место, рисовал в воображении передвижения французской армии, готовившейся к атаке.
Перед ним, по-видимому, лежал тот самый участок реки, который пытались форсировать армейские корпуса принца Евгения и маршала Груши.