Победа Великой армии - Страница 4

К оглавлению

4

Последний источник, найденный мною на аукционе, представляет собой помятый экземпляр «Журнала Великой армии», грубо отпечатанный в Смоленске. В нем с замечательной искренностью воспроизведены сообщения французской и русской сторон о ходе сражений. Вполне очевидно, что каждый заявлял во всеуслышание о собственной победе, однако больше всего трогают не эти триумфальные восклицания, а сами изорванные и пожелтевшие клочки бумаги, пересекшие огромные русские просторы в потертой и обледенелой сумке и донесшие до нас весть о «победе Великой армии», над которой я нынче поднимаю занавес.

Валери Жискар д'Эстен

1812

Глава I.
МОСКВА, ЧЕТВЕРГ, 17 СЕНТЯБРЯ

Все взгляды были прикованы к углу центральной площади Кремля перед Успенским собором, пестро убранным луковичными куполами. Из-за выступа стены Патриаршего дворца виднелась небольшая терраса, окруженная балюстрадой из черного кованого железа, от нее к площади вели три лестничных пролета. Там, за балюстрадой, прислонившись спиной к стене, на каменной скамье сидел император Наполеон в обычной черной шляпе, украшенной сбоку трехцветной кокардой, зеленой куртке и белых кюлотах гвардейских егерей. Он следил за толпой гуляющих безразличным взглядом, всем своим видом показывая, что мысли его заняты другим.

Толпа состояла сплошь из одних военных, больше офицеров, чем солдат. Они позволили себе роскошь прогуляться, пока выдалась краткая передышка, в залитый солнцем и отливающий синевой полдень, спустя три дня после того, как их авангард вошел в наконец-то покоренную Москву. В толпе не было видно ни одного человека в штатском, ни одного русского простолюдина в затянутой поясом рубахе. Зато здесь играли всевозможными оттенками мундиры Великой армии: от аспидно-синих артиллерийских до темно-синих — гвардейской пехоты. Кавалеристы сняли с себя металлические кирасы и облачились в жилеты ярко-красного цвета. На серых фетровых киверах итальянских вольтижеров красовались длинные перья.

Военные тотчас заметили присутствие императора, однако притворялись, будто не видят его, или же ограничивались тем, что украдкой поглядывали в его сторону, чтобы не нарушить его уединенные размышления.

Немного склонив голову к белому жилету, Наполеон время от времени вытягивал перед собой ноги, стиснутые высокими сапогами с наколенниками из черной кожи. Внезапно он вскинулся и окликнул проходившего мимо военного громким, слегка раздраженным голосом, в котором слышался отзвук подхваченного им в Москве насморка:

— Генерал Бейль, подойди! Мне нужно с тобой поговорить. Хочу сказать, почему я распорядился тебя разыскать.

Адъютант императора действительно маячил рядом с офицером, к которому он только что обратился.

— Подойди, подойди, — повторил император, нетерпеливым тоном, с заметным корсиканским акцентом.

Офицер неловкой походкой преодолел три лестничных пролета, которые вели к маленькой террасе. Это был человек высокого роста, худощавый, черные пряди волос выбивались из-под шапки, украшенной ниспадавшим набок помпоном. Он замер по стойке смирно и отрапортовал твердым приятным голосом:

— Полковник Бейль, сир, командир 2-го гвардейского конно-егерского полка.

— Не полковник, — возразил император властно, однако приглушив голос, чтобы не услышали посторонние, — не полковник, а генерал! Тебе, вероятно, известно, что в моей власти назначать генералов! С этой минуты ты генерал Бейль. А может статься, пойдешь еще дальше…

Молодой офицер стоял не шелохнувшись с широко раскрытыми глазами. Не зная, как реагировать, он изобразил приветственный жест и поднес руку к шапке.

— Благодарю! Рад стараться, сир! — произнес он.

— Не благодари, — отрезал император. — Я скажу, почему назначил тебя и какое задание тебе предстоит выполнить.

* * *

— Прежде всего присядь. Напротив меня на карнизе есть место. Не люблю, когда приходится задирать голову к собеседнику! То, что я тебе скажу, совершенно секретно. Я знаю, что могу тебе довериться, однако это необычная тайна. Самое главное, не заводи об этом разговор со своим начальником, маршалом Даву. Я сам его извещу, когда придет время. Итак, я принял решение: через два дня Великая армия выступит из Москвы. В этом ужасном городе больше нечего делать!

Пока император говорил, несколько черных клубов дыма поднялись столбом в еще синее небо.

— Смотри! — продолжил Наполеон. — Это пожары, которые запалили вышедшие из тюрем разбойники по приказу этой скотины Ростопчина! Но не они заставят нас уйти! Они предпочли бы караулить нас, придумывая, как бы нас ослабить, и выжидая момент, когда мы покинем этот проклятый город, чтобы уничтожить нас, как только выпадет первый снег. Вот почему я решил застать их врасплох, ускорив наш отход. Сегодня вечером я отдам приказ о проведении большого парада у стен Кремля завтра в полдень. Это послужит поводом для приведения войск в походный порядок, и первые полки тотчас отправятся в обратный путь. Я еще не решил, кто поведет авангард.

Выбираю между храбрецом Мюратом, мастером маневра Даву и, быть может, маршалом Неем. Необходимо соблюдать секретность, чтобы русские не успели устроить засаду. У пойманных шпионов, — ибо в этом городе не осталось больше никого, кроме поджигателей, проституток и шпионов, — мы выведали, прежде чем расстрелять их, что русское командование распорядилось о направлении к Москве Южной армии, находящейся в Молдавии, на границе с Турцией. В ее рядах много казачьих отрядов, у которых прекрасно получается преследовать наши войска.

4